“Папа, кто это была?” – спросила Катя, когда Анна ушла. И я внутри не знал, как ее назвать:

Когда судьба свела меня с Анной, мне было двадцать пять лет, и мечта о семье с детьми озаряла мое сердце. Однако Анна просила отложить этот важный шаг, чтобы насладиться моментами свободы. Я уважал ее решение, понимая, что ей всего лишь 22. Несмотря на то, что мы уже долгое время жили вместе, я не торопил события.

Однажды, вернувшись домой, Анна рассказала, что находится на втором месяце беременности. Моё счастье было кратковременным – она объявила, что сделает аборт. Это вызвало во мне гнев и непонимание.

Несколько часов я уговаривал ее передумать, объясняя, что первый аборт может повлиять на возможность дальнейшего материнства. С усилием я убедил ее сохранить беременность, но она утверждала, что откажется от ребенка после рождения. Я надеялся, что изменит свое решение, когда увидит малыша в своих руках. Но ее родители, не желая внука или внучки, настаивали на том, чтобы ребенка отдать в детский дом. Мои надежды рухнули, когда Анна, родив дочь, просто исчезла.

Я уже знал о зависимости Анны от мнения родителей, но слепо верил, что материнские чувства в конечном итоге возьмут верх. Однако этого не произошло. Прошел год за годом, и Кате уже было пять лет. Мы справлялись вдвоем, поддерживаемые моими родителями, но я понимал, что Кате не хватает материнской заботы.

И вот, однажды, на пороге нашей квартиры появилась Анна. Если бы не стоящая рядом Катюша, я бы отправил Анну прочь. Попросив дочь поиграть в комнате, я разговорился с Анной. Она извинялась, плакала и утверждала, что жалеет о прошлых событиях, желает вернуться и воссоединиться с дочерью. Я ответил, что подумаю, и проводил ее домой.

“Папа, кто это была?” – спросила Катя, когда Анна ушла. И я внутри не знал, как ее назвать: бывшей подругой, матерью или знакомой? Ответ был неясен.

Прошло пять лет, и Анна так и не проявила интерес к здоровью дочери. Она бросила ее еще в младенчестве. Почему теперь я должен называть ее матерью Кати? Она не выполнила свои материнские обязанности, и я не видел в этом оснований.

Следующие годы превратились в бескрайнюю борьбу для меня и Кати. Анна, несмотря на свои обещания, осталась лишь теневым прошлым, мерцанием надежды, которая была давно потеряна. Моя дочь выросла, и каждый раз, когда она спрашивала о своей матери, мне приходилось избегать прямых ответов.

Жизнь с одиночеством искала свой путь в наши дни. Катя росла, становясь сильной и независимой девочкой. Мои родители оказывали нам поддержку, но вопросы Кати о маме становились все более настойчивыми. Она начала осознавать свою уникальность и отличие от других детей, у которых были мамы и папы.

Анна иногда появлялась в нашей жизни, как призрак, напоминая о невыполненных обещаниях. Она приходила, когда ей хотелось, и исчезала, когда ей угодно. Встречи с ней вызывали бурю эмоций у Кати, и каждый раз после таких визитов я сталкивался с ее слезами и разочарованием.

Катя, становясь подростком, сталкивалась с трудностями, которые несла с собой отсутствующая материнская забота. Я делал все возможное, чтобы заполнить этот пробел, но моя роль отца не всегда могла заменить ей ту теплоту и понимание, которые должна была дарить мать.

Жизнь превратилась в серию разочарований и неопределенности. Анна продолжала маячить в нашей жизни, но как мать она так и не смогла взять на себя ответственность. Время от времени появлялись краткие периоды ее возвращения, но они были лишь иллюзией близости и понимания.

Катя вступила во взрослую жизнь, и я ощущал, как она сталкивается с трудностями и невероятным чувством одиночества. Я понимал, что она сталкивается не только с отсутствием материнской поддержки, но и с неопределенностью своего происхождения.

Так прошли годы, полные разочарований и потерь. Анна так и не смогла изменить своего подхода к материнству, оставив нас вне ее интересов и заботы. Жизнь оставила нас лишь с тенью того, что могло бы быть, и вопросами, на которые так и не нашлись ответы.